GIGA PRESTO
Я рассталась с Рейно за десять минут до встречи с Сергуней на «Василеостровской». В полной уверенности, что первым, кого я встречу по выходе из винной галереи «Каса Марэ», будет именно нанятый мною частный детектив.
Рейно был малосимпатичен мне, особенно после того, как заявил, что к транспортным расходам прибавятся расходы на питание (чеки он обещал приложить к отчету; и я молила бога, чтобы ел он в демократичных столовых, а не в навороченных ресторанах). Кроме этого, в его бандитском договоре была статья «непредвиденные расходы». Что это означает, он так и не объяснил мне, намереваясь, очевидно, содрать денег по максимуму.
С такой лохушки, как я.
Но, черт возьми, я уже не была лохушкой! Сидя с бутылкой пива у ларька «АУДИО-ВИДЕО», я вполне здраво рассуждала о Тео Лермитте и об Олеве Киви.
Знали ли они друг друга?
Или были незнакомы? Такой вариант не исключен — не обязательно знать человека, чтобы шантажировать его. Но как шантажист Тео Лермитт явно не преуспел. Отправлять угрозы из почтового отделения по соседству с домом и не позаботиться о прикрытии — даже я не поступила бы так опрометчиво! И что значит «ВЕРНИТЕ УКРАДЕННОЕ, ПОКА ОНО НЕ УБИЛО ВАС».
Распустивший язык Рейно поведал мне, что письма начали приходить в последний год. Каждые три недели Олев Киви получал черную метку, но сломался только два месяца назад. Тогда-то и появился Рейно. Но почему прославленный маэстро Олев Киви обратился к какому-то заштатному частному детективу из заштатного Мыйзакю-ла, где крадут только стираные подштанники с веревок, я понять не могла.
А когда аккуратно высказала свое недоумение самому Рейно, он оскорбился.
— Я работаю в Таллине, Варвара. И в крупных скандинавских городах. Это esiteks! [30] И teiseks [31] — его покойный батюшка и мой покойный батюшка служили вместе на железной дороге…
Теперь мне все стало понятно: совместный перевод стрелок у железнодорожной станции Мыйзакюла — убийственный аргумент. И потом, эстонцы всегда цепляются Друг за друга, как малые дети, и из всех возможных вариантов предпочитают варианты с соотечественниками.
Выяснив это, я сразу же успокоилась.
И только одно обстоятельство не давало мне свободно дышать: что именно украл и чего именно боялся Олев Киви?
Но об этом мог поведать только один человек — Тео Лермитт. И мне ничего не остается, кроме как пустить ищейку Рейно по его следу. Хотя и без ищейки дело ясное: наверняка это связано с камешками, которые с таким увлечением собирал виолончелист. Но почему камешки должны убить его? Или это иносказание — и Киви убьет человек, пришедший за камешками?..
Я едва не подавилась теплым пивом.
Нож.
Нож, который перешел мне по наследству от развороченной груди Олева Киви.
Нож как ничто другое связан и с камнями, и с убийством: камень заключен в нем самом, он сам и является убийцей… Может быть, именно Нож имел в виду Тео Лермитт, посылая свои подметные послания? Но это означает лишь одно: Нож какое-то время был собственностью Олева.
А в это мне верилось с трудом.
Зачем убивать человека из-за Ножа и после всего этого безобразия оставлять Нож в теле?…
Я так запуталась в своих жалких умозаключениях, что Сергуня Синенко, возникший на ступеньках метро, показался мне архангелом Гавриилом из затертого сюжета о Благовещении.
— Давно ждешь? — Сергуня, вопреки обыкновению, даже не чмокнул меня в щеку. Это был дурной знак, и я насторожилась.
И с удивлением обнаружила, что Сергуня опоздал на целых сорок минут. Позволять проделывать такое, да еще с человеком, о котором собираешься писать книгу, — это знаете ли…
— Ты опоздал… Как редакционное задание? Сергуня поднял на меня глаза, и я зажмурилась от нестерпимого света, который они излучали.
— Ты не представляешь, — сдавленным шепотом произнес он. — Участвовал в задержании маньяка.
— Ну да!
— Самого настоящего… Тринадцать трупов за четыре месяца. Все жертвы были в ангорских кофточках. Некрофил крутейший, но при этом читал лекции по культурологии в каком-то вузе.
Я сникла. Наш с Сергуней роман, замешенный на крови Стаса и Олева Киви, сдулся как никчемный воздушный шарик. Я больше не интересовала Сергуню и не вызывала приливов застоявшейся спермы к головке его пениса. Еще бы, что значат два жалких трупа по сравнению с тринадцатью, да еще облаченными в ангорские кофточки!
— Я разговаривал с ним, — выдохнул Сергуня и неловко прикрыл рюкзаком пах. — Его зовут Роман Попов. Умница, энциклопедист, свободно шпарит на латыни, цитировал Плавта и итальяшек. «Due cose belle ha il mondo: Amore e Morte!»
— Чего-чего?
— В мире прекрасны два явления: любовь и смерть.
— Это он так сказал?
— Ну!!! — Сергуня закатил глаза и принялся шарить глазами по площади, прилегающей к метро.
— Что еще он говорил?
Жалкий предатель, клятвопреступник и ветреник раздулся, как жаба семейства Голиаф, и торжественно произнес:
— «Killing is no murder!»
— А это что такое?
— Умерщвление не есть убийство. Крыть было нечем, но я все-таки попыталась выправить ситуацию.
— Ты даже не спрашиваешь, как там Идисюда…
— А что с ним сделается? — беспечно отмахнулся Сергуня. — На его лекции просто ломились…
— На чьи?
— Да на Романа Попова! Из других институтов прибегали. А он лекцию отчитает, ножичек наточит — и шасть в кусты, добычу высматривать. Потрясающий тип. Боже что за человек!!!
— Ты знаешь, что может случиться с Идисюда, если ты будешь пропадать сутками? — Я попыталась вернуть ополоумевшего Сергуню к действительности и с чувством продекламировала:
Вконец отощавший кот
Одну ячменную кашу ест…
А еще и любовь! —
Это Басе. Великий японский поэт.
— Вот! Именно! — Сергуня посмотрел на меня влажными от слез глазами. — Великий! О! Он великий человек. И любил их всех! Все тринадцать жертв! Он рыдал, когда о них рассказывал. «Virginity is a Luxury» — «девственность — роскошь»… А ты мне каким-то Басе мозги паришь…
Последнее утверждение маньяка Романа Попова в вольном пересказе маньяка Сергуни Синенко сразило меня наповал. Так же как и осознание того, что Сергуню я прохлопала. И не могу теперь надеяться на его помощь. Остается только удивляться, что он приехал на встречу ко мне, а не разбил палатку у сизо, где наверняка содержится сейчас его обожаемый насильник-некрофил.
30
Во-первых (эст.)
31
Во-вторых (эст.)